Благое непослушание или худое послушание?

Протоиерей Феодор ЗИСИС
Благое непослушание или худое послушание?

Протоиерей Феодор Зисис,

профессор Фессалоникского университета им. Аристотеля

Благое непослушание или худое послушание?


Πρωτοπρεσβύτερος Θεόδωρος Ζήσης
Κακή ὑπακοή καί ἁϒία ἀνυπακοή






Θεσσαλονίκη, 2006. Перевод с греческого. – Москва: Святая Гора, 2009.



Протоиерей Феодор Зисис, профессор богословского факультета Фессалоникского университета имени Аристотеля (ФУА)[1], родился в 1941 году на острове Tacoc[2] в селении Панагия, в семье священника.

В 1965 году он окончил богословский факультет Фессалоникского университета и как лучший выпускник был зачислен на юридический факультет ФУА, но прервал своё обучение в связи с началом преподавательской деятельности на богословском факультете ФУА.

Аспирантуру окончил также в Салониках, на кафедре исторического богословия, под руководством известного патролога П. Христу[3]. В 1971 году за диссертацию «Человек и Вселенная в домостроительства Божием по учению святителя Иоанна Златоуста» ему была присвоена докторская степень, а в 1973 году за исследование «Искусство девства. Святые отцы Церкви в защиту безбрачия» его назначили доцентом богословского факультета ФУA.

В 1972–1973 и 1979–1980 годах отец Феодор находился на повышении квалификации в Западной Германии (г. Бонн).

Представив на кафедру вместе с другими публикациями большую монографию «Геннадий II Схоларий. Житие – Писания – Учение»[4], в 1980 году он был избран штатным преподавателем naтpoлoгии. В 1982 году, после разделения богословского факультета ФУА на два отделения, перешёл на отделение пастырского и социального богословия, где в настоящее время и преподаёт. Дважды был деканом этого отделения.

Сразу после основания патриаршего Института патриотических исследований при монастыре Влатадов[5], отец Феодор стал его научным сотрудником, затем выполнял обязанности директора Института (1977–1986), а также редактора и учёного секретаря (1968–1970) журнала «Наследие», издаваемого патриаршим Институтом.

В 1970 году стал научным сотрудником Центра византийских исследований ФУА, затем заведующим отделом богословия (1988-1998), а впоследствии – директором самого Центра (1991–1995). Отец Феодор – член редакционной коллегии журнала «Византийское наследие» и других изданий Центра. В течение ряда лет был председателем Союза богословов Северной Греции и издавал журнал Союза «Богослов». Неоднократно был организатором и активным участником различных международных научных конференций.

Протоиерей Феодор Зисис – клирик Вселенской патриархии[6]. В декабре 1990 года был рукоположен во диакона, а в марте 1991 года – в сан пресвитера в монастыре святой Анастасии Узорешительницы[7] и проходил в нём пастырское служение до начала 1993 года. С апреля 1993 года и по сей день, с утверждения cooтветствующих официальных церковных властей, служит в храме преподобного Антония Великого в Салониках[8], оставаясь в юрисдикции Константинопольской Церкви.

Неоднократно представлял Вселенскую патриархию[9] и Элладскую Церковь[10] на межхристианских встречах, принимая участие в диалогах православных как со старокатоликами, так и с католиками; также участвовал в межправославных встречах по подготовке Святого и Великого Собора Православной Церкви. За суровую критику оправдания унии и церковно неприемлемых документов, подписанных в 1993 году в местечке Баламанд[11], Константинопольская патриархия запретила ему участвовать в диалогах с католиками.

В 1998 году вместе с единомышленниками основал Общество православного просвещения. В настоящее время он руководит изданием богословского альманаха Общества «Жизнь по заповедям», который, несмотря на все проблемы и трудности, с помощью Божией выходит каждые три месяца вот уже семь лет.

Поддерживая поначалу хорошие отношения с архиепископом Афинским Христодулом[12] (в его бытность ещё митрополитом Димитриадским[13]), отец Феодор пришел к острому противостоянию с ним, в особенности с 2001 года – со времени подготовки и осуществления визита покойного папы Иоанна Павла II в Афины. Протоиерей Феодор считает, что руководимая блаженнейшим Христодулом Элладская Церковь, вследствие продолжающихся тесных контактов с ВСЦ[14] и с представителями других религий, сбилась с верной стези, указанной апостолами и святыми отцами, и идёт по пути межрелигиозного и межхристианского синкретизма[15], по пути всеереси экуменизма.

В связи с непримиримой позицией протоиерея Феодора по этому вопросу, а также из-за его открытой критики экуменических контактов и вообще нравственного упадка и обмирщения епископата, в июне 2005 года на него было наложено прещение – запрет в священнослужении. Однако возмущение по этому поводу церковной полноты и горячая поддержка многих клириков способствовали тому, что в сентябре 2005 года прещение было снято.

Отец Феодор владеет немецким и французским языками. За свою плодотворную жизнь он опубликовал большое число исследований, монографий, статей, посвященных богословским и историческим темам и различным проблемам общественной и церковной жизни.



ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

В 2005 году Элладская Церковь пережила серьёзный кризис: разоблачения в отношении некоторых архиереев и скандалы, в которых они были замешаны, затронули не только её саму, но имели пагубные последствия и для древнейшей, первой по старшинству, Иерусалимской Церкви. Всё это пошатнуло доверие верующих к духовным лицам и наполнило ядовитыми стрелами колчаны врагов Церкви.

К сожалению, священноначалие было не в силах противостоять кризису, поскольку полностью дискредитировало себя. Большинство же архипастырей пребывали в страхе и нерешительности, не дерзая предпринять какие-либо шаги по преодолению кризисной ситуации. Один серьёзный и рассудительный владыка объяснял своё бездействие (равно как и других иерархов) боязнью различных нападок со стороны тех, кто привёл Церковь к такому плачевному состоянию.

Что же касается приходского духовенства, состоящего в основном из женатых клириков, то оно, глубоко обеспокоенное уничижением священного сана недостойными пастырями, не смело высказывать своего мнения о сложившемся положении страха ради архиерейска. Малодушные служители Христовы оправдывали свою безучастность послушанием епископам.

Однако в данной ситуации довод этот был совершенно неуместен и даже неприемлем, поскольку сковывал всякое желание противиться злу и предательски усыплял совесть. Ведь в то время когда попирается Евангелие и отвергается истина, безмолвствию и бездействию нет оправдания, ибо, воистину, молчанием предаётся Бог. Поэтому Писание и говорит о том, что есть «время молчать, и время говорить» (Еккл. 3, 7). И судя по сложившемуся в то время положению, тогда настал именно тот час, когда следовало не молчать, но говорить. Посему мы и стали выступать, анализировать, предлагать выход из кризиса.

Подобное дерзновение имело вполне предсказуемые последствия: архиепископ Христодул подверг нас прещению, запретив в служении. Тем самым было совершено неканоничное деяние, поскольку подобные действия в отношении клирика, находящегося в юрисдикции другой Церкви (в данном случае Константинопольской), не входили в сферу церковной компетенции предстоятеля Элладской Церкви, и посему мы никоим образом не могли подлежать его суду. Безусловно, владыка делал это не без молчаливого согласия самого Вселенского патриарха, которому также не по душе православное слово, согласное с Преданием...

Сложно оправдать то, что не имеет никакого оправдания. Посему и тот факт, что те лица, которые погрузили Церковь в пучину скандалов, до сих пор не наказаны, вызывает праведное возмущение и, отчасти, недоумение. Ведь и по сей день к ответу не призваны виновные, явившиеся прямым источником соблазна или же в силу своего безмолвствования и бездействия сопричастные скандалам, – а это, главным образом, само священноначалие. Зато с лёгкостью были наказаны те, кто, указывая на ужасающее положение дел в Церкви, призывал к пробуждению, к тому, чтобы виновные в скандалах или замешанные в них, взяли на себя ответственность за происходящее. Но, милостью Божией и благодаря горячей поддержке многих наших братьев во Христе, ближних и дальних, мы выстояли и не изменили своим позициям.

Малым плодом сей неустанной борьбы за чистоту Православия явилась эта небольшая брошюра, освящающая тонкую и болезненную для многих тему подлинного послушания – того послушания, о котором учат святые отцы, но которое, к сожалению, до сих пор у нас пренебрегаемо и малоизвестно. А если предать полному забвению учение об истинном послушании, то восторжествуют лжеучители и лжепастыри, которые поведут паству неверным путём, увлекая её за собой в пропасть вечной погибели.

Июнь 2006

Протоиерей Феодор Зисис



 Глава 1

ВСЛЕД ЗА ЭКУМЕНИЗМОМ ПРИШЕЛ ГОМОСЕКСУАЛИЗМ

Объективно оценивая положение, в котором оказалась сегодня Церковь, следует признать, что она сильно уклонилась от Предания, участвуя в еретическом экуменическом движении[16]. Следствием чего стали и другие отклонения. Так, в церковной среде наблюдается стремительное падение нравов, многие клирики совершенно оставляют евангельский и святоотеческий образ жизни, а немалая часть епископата окружила себя роскошью, зачастую превосходя в этом даже светских персон.

Всё это, безусловно, результат охлаждения веры. Впрочем, нынешние тесные контакты Церкви с католиками, почести и приём, оказанные папе Римскому в Греции[17] и в других православных странах[18], вероятно, также дают основания к принятию многими священнослужителями светского образа жизни католического клира и оправдывают полное услаждений и совершенно лишённое евангельских и святоотеческих идеалов «житие» некоторых наших современных пастырей и архипастырей.

Ещё недавно мы писали, что понтифик приехал в Грецию и остался. Нет, он всё же уехал. Но, покидая Грецию, оставил нам великое множество «пап», разных по величине и достоинству, повсюду насаждающих католическое обмирщение.

В особенности же пугает проникновение в церковную ограду страшнейшего содомского греха – гомосексуализма. Такого рода скандалы, связанные с именами некоторых иерархов, на протяжении многих лет оставленные без должного внимания и рассмотрения, без какого бы то ни было духовного врачевания, порочат честное пресвитерство и вызывают недоверие к слову Церкви. Кто же нам, пастырям, станет теперь верить, когда мы будем говорить о скромности, нестяжательстве, о презрении ко всему мирскому и земному, об аскезе, воздержании и девстве?

Впрочем, большинство клириков и так уже давно перестали говорить об этом, ибо сами во всё это не верят. Иные же на словах лицемерно выставляют себя добродетельными, но дела их свидетельствуют о противном.

Страшный Божий гнев излился на содомитов из-за их мужеложства, огонь с небес дотла сжёг Содом и Гоморру[19], стерев с лица земли эти древние города. Гневные слова против гомосексуализма содержатся в Послании святого апостола Павла к Римлянам, впрочем, как и в других священных текстах. Апостол, узнав о случае блуда между близкими родственниками в Коринфе[20], требует изгнать развратника из церковной общины, дабы его пример не стал дурной закваской. Как же мы дерзнём судить мир, рассуждает апостол языков, когда сами оставляем грех нетронутым в теле Церкви? «Но я писал вам не сообщаться с тем, кто, называясь братом, остаётся блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником; с таким даже и не есть вместе. Ибо что мне судить и внешних? Не внутренних ли вы судите? Внешних же судит Бог. Итак, извергните развращённого из среды вас» (1 Кор. 5, 11–13).

Мог ли апостол, впрочем, как и другие ученики Христовы и святые отцы, представить себе, что наступят такие времена, когда попрано будет Евангелие и Божий Закон не будет иметь силы? Что не только блудники не будут отлучаемы от Церкви, но ещё и педерастам дозволено будет приступать к престолу, прикасаться своими нечистыми, скверными руками к священным сосудам? Могли ли угодники Божии помыслить, что мы будем участвовать в ВСЦ и не только сотрапезничать, но ещё и совершать совместные молитвы с псевдохристианами, с представителями так называемых церквей, которые настолько отпали от истины, что стали уже благословлять и однополые браки?

Ныне наши епископы не смеют словом дерзновенным, заслуживающим доверия, бороться с содомским грехом (который пытаются навязать Православию проповедники мрачного западного Возрождения), поскольку сами попирают Евангелие, терпя в церковной общине и не удаляя из тела Церкви содомитов, блудников, педофилов.

Поэтому острие церковного глагола против гомосексуализма рикошетом возвращается в тех, кто дерзает его произнести, с помощью такого контраргумента: «А своего-то бесстыдства чего не замечаете? Почему не видите срамного, противоестественного порока в своей среде?»

К сожалению, сегодня церковные иерархи предпочитают поддерживать хорошие отношения с властями предержащими, подчиняясь их мирским планам – синкретическим, глобалистическим, экуменическим, экологическим и социальным (ханжеским по сути). Они видимо забыли, что нет ничего ценнее и дороже, чем Бог и истинная вера; что только Христос есть Свет мира и что самые важные их служение и миссия – свидетельствовать, проповедовать и являть сей Свет, который неизменно сияет в Единой Святой Кафолической (Соборной) и Апостольской Церкви. А всё, что вне Церкви, есть «Галилея языческая, народ, сидящий во тьме» (Мф. 4, 15–16), который должен быть привлечен к свету, а не оставлен во мраке безбожия, заблуждения и ереси.

Никто из людей не может быть сам по себе источником света, не может излучать собственный свет. Дерзко полагая, что источает свет, такой человек на самом деле будет лишь сгущать тьму. Даже в отношении большего из рождённого женами, святого Иоанна Предтечи, евангелист пишет, что «он не был свет, но [был послан], чтобы свидетельствовать о Свете. Он пришел для свидетельства, чтобы свидетельствовать о Свете, дабы все уверовали чрез него» (Ин. 1, 7–8).

Тот, кто не верит, что спасение во Христе возможно лишь в Церкви, но полагает, что его можно обрести и в еретических сборищах, не только не спасается, но и постоянно испытывает на себе вразумляющий гнев Божий: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную, а не верующий в Сына не увидит жизни, но гнев Божий пребывает на нём» (Ин. 3, 36).

Имеет ли что общего просвещающий всех и неизменно сияющий в Церкви Свет Христов с мраком экуменизма, уравнивающего и приравнивающего все религии и вероисповедания? Предпочтём ли аскетичному, равноангельному и небесному Предтече – обмирщенных и приземлённых экуменических лидеров? Им ли будем послушны – тем, через кого древний наушник и искуситель, шептавший некогда Христу, нашептывает и нам о земных благах, тщеславии и власти?

Мы уже больше не свет миру, ибо не светим чистотой нашего жития, и не соль земли, ибо не защищаем мир от умножающегося морального разложения. А посему, как духовно негодные, презираемы и попираемы людьми: «Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёною? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить её вон на попрание людям» (Мф. 5, 13).

Прежде наша Церковь, наше аскетическое, святое и непорочное Православие, благодаря добродетельному житию православных пастырей, имело моральное право обличать блудный образ жизни римо-католического клира, как это, например, делал святитель Симеон Солунский Тайноводитель[21]: «И даже блуд совсем не подвергается наказанию и у их священников, но они открыто имеют наложниц и отроков для разврата и при этом каждый день священнодействуют... И они живут неевангельской жизнью, ведь всяческое наслаждение и разврат у них не подлежит порицанию и не считается чем-то недозволенным для христиан».

А сегодня моральное разложение терзает уже и наше духовенство, ставшее рассадником педерастов и извращенцев. Священноначалие же озабочено отнюдь не тем, как оградить молодых людей от совращения с пути истинного, как предотвратить и не допустить всякое их общение с порочными личностями, особенно в церковной ограде. Вместо этого оно обращает церковное правосудие против тех, у кого болит сердце за Православие, за его чистоту; оно упрекает в непослушании и даже в провоцировании раскола тех, кто верен Преданию.

Но может ли констатация подобных фактов, свидетельствующих о всё нарастающем падении нравов среди духовных лиц, на самом деле, смущать и оскорблять верующих, являть собой соблазн?

Действительно, наши замечания, касающиеся вопросов веры и церковной жизни, многих беспокоят и, возможно, даже удручают. Но поднимаем мы эти проблемы из самых добрых побуждений и благих намерений, а не из-за какой-то личной неприязни или враждебного к кому бы то ни было отношения. Почитая епископский сан и хороших архипастырей, мы никого никогда не подстрекали к расколу. Как, впрочем, не собираемся этого делать и впредь.





Глава 2

СВЯТОЕ НЕПОСЛУШАНИЕ ИЛИ ХУДОЕ ПОСЛУШАНИЕ?

По ряду причин великая добродетель послушания, к большому сожалению, многими понимается неправильно. Из-за этого верующие теряют свою свободу во Христе, свой внутренний, духовный потенциал и всякую способность к борьбе и подвигу. И в руках некоторых, на вид благочестивых, «духовников» часто превращаются в безвольные и несвободные создания, в этаких бессловесных и безропотных рабов...

Серьёзно обратиться к теме послушания нас подвигла проблема, давно существующая в Церкви: большинство из нас зачастую отождествляют священноначалие, предстоятеля и епископат – с самой Церковью, отдельных личностей – с целым институтом, каковым, несомненно, является Церковь. И поэтому проявление непослушания в каких-то вопросах кому-либо из этих лиц воспринимается как непослушание самой Церкви.

Но что же на самом деле значит послушание Церкви?

Послушание ли главе Церкви, архиереям и иереям как физическим лицам – не взирая на то, добрые ли они пастыри, или же наёмники, бросающие овец на произвол судьбы или даже в объятья волков? Несмотря на то, послушны ли они сами истине православной веры, являются ли «верно преподающими слово истины» (2 Тим. 2, 15)? Вне зависимости от того, согласно ли всё, что они говорят и делают, с православным учением – или же представляет собой заблуждение? И надлежит ли нам следовать за любыми духовными лицами и слушаться их всех, добрых и злых, соблюдая всё, чему они учат, не разбирая, истина это или ложь?

Безусловно, нет! Если бы в Церкви одержало верх такое искажённое представление о послушании, тогда бы в ней и поныне царила ересь, ибо святые должны были бы пребывать в послушании еретичествующим патриархам и иерархам; тогда бы в ней навеки утвердились николаизм[22] вкупе с гомосексуализмом...

Послушание Церкви – это послушание вовсе не каким-то конкретным личностям (ибо людям, как известно, свойственно заблуждаться), но непреложной истине Церкви, как она явлена в Евангелии и непреходящем многовековом святоотеческом Предании.

Всё, что Священное Писание и святые отцы говорят о послушании священнослужителям, подразумевает послушание пастырям добрым, неусыпно радеющим об истине и спасении верных. Классический тому пример – отрывок из Послания святого апостола Павла к Евреям: «Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны» (Евр. 13, 17). Однако необходимым условием такого послушания он считает, в первую очередь, неусыпную заботу пастырей о душевном спасении пасомых: «Ибо они неусыпно пекутся о душах ваших, как обязанные дать отчет» (Евр. 13, 17).

Апостол также побуждает верующих поминать наставников. Но каких наставников? Тех, кто примером своей жизни учит слову Божию: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13, 7).

То же относится и к словам святителя Игнатия Антиохийского[23] о послушании священноначалию. К его посланиям совершенно опрометчиво апеллируют многие поборники епископоцентричной экклесиологии, пытаясь найти законное основание или оправдание безраздельной власти епископов, которая зачастую принимает формы самодурства и тирании ещё и похлеще папских.

Действительно, в своих посланиях святой Игнатий побуждает проявлять полное послушание архипастырю. Но всякому ли? Отец Георгий Металлинос[24], присутствуя на различных собраниях духовенства, где, со ссылкой на святителя, обосновывается необходимость беспрекословного и абсолютного послушания архиерею, всегда замечает, что при этом следовало бы ещё уточнять, какими достоинствами он должен обладать, чтобы требовать послушания себе. Ведь далеко не всякий владыка соответствует тем высоким критериям, которым должен отвечать истинный епископ.

А в своих посланиях святой Игнатий Богоносец безусловно подразумевает послушание как раз архипастырю доброму, каким, вне всякого сомнения, являлся он сам. Многие ли из нынешних иерархов, подобно святителю, являют собой пример для подражания – своим смирением, подвижническим характером и активной деятельностью против ересей, а также своим исповедничеством и готовностью пострадать за истину даже до смерти? Но ведь именно таких достойных епископов, верно преподающих слово истины, поминает Церковь во время совершения Евхаристии.

Мыслимо ли слушаться священнослужителей, не проповедующих истину Евангелия и примером своей жизни ведущих паству в пропасть погибели или же оправдывающих ересь ересей – экуменизм? И чему в образе жизни таких клириков стоило бы подражать?

Святое непослушание совершенно необходимо тогда, когда ересь и моральное разложение принимают колоссальные размеры, когда Церковь в лице священноначалия впадает в заблуждение, как это происходит в наши дни в отношении архиереси экуменизма...

Ересь оскверняет и поражает всё тело Церкви, и поэтому неважно, что понтифик посетил только Афины или что ВСЦ заседало в пределах митрополии Аттики[25]. В вопросах веры нет такого понятия, как «в моём ведении» или «в чужой компетенции». Так, еретик Арий[26] объявился в далёкой Александрии[27], а бороться с новым лжеучением стали каппадокийские отцы[28]; или, например, в Константинополе начал свою еретическую проповедь Несторий[29], но борьбу с ним вёл, главным образом, Александрийский святитель Кирилл[30].

Таким образом, ни для кого из архиереев не может служить оправданием тот факт, что нога папы не ступала в пределы их епархий, или что конференция ВСЦ проходила не в их митрополии, или что лично они не совершали совместных молитв с католиками и протестантами. Раз они тому не противились, никак не противодействовали, не протестовали и не возвышали свой голос против этого нечестия, значит, наравне со всеми, причастными к ереси экуменизма, разделяют ответственность и несут вину за то, что вершилось, и в равной степени с другими причастны к этому заблуждению. Ведь, по слову святого Иоанна Златоуста[31], епископ должен радеть не только о своей епархии, но и обо всей Вселенской Кафолической[32] Церкви в целом: «Предстоятелю следует заботиться не только о Церкви, вверенной ему Духом, но и о вселенской».

Поскольку мы не видим, чтобы кто-либо из церковной иерархии боролся с экуменизмом, выступал против него, как-то противостоял натиску католичества и антиправославной деятельности ВСЦ, то мы сами вынуждены возвысить свой глас. Но тотчас умолкнем, лишь только просветит Господь архипастырей, и они начнут хоть что-то делать в сложившейся плачевной ситуации. А пока этого не произойдет, заниматься этим придётся нам, простым клирикам и монахам.

Все мы в ответе за Церковь, а не только одни архиереи, ибо Церковь – это не чья-то частная собственность. Епископ вкупе с духовенством, а также миряне, как единое тело с главой – Христом, несут ответственность за неё, каждый в своей мере. Нередко, когда в заблуждение впадали патриархи и иерархи, на защиту Церкви от всевозможных ересей становились как раз простые пресвитеры и иноки, а верующий народ испокон веков вообще признаётся стражем Православия.

И последнее: неоднократно представляя Вселенскую патриархию и Элладскую Церковь на межхристианских конференциях, мы наглядно убеждались в том, что подобные богословские диалоги не только ни к чему не приводят, но, напротив, ведут к апостасии[33], к отпадению от Православия. Экуменисты из числа православных, участвуя в подобных встречах, нисколько не свидетельствуют об истине нашей веры, хотя именно эту цель они декларируют и якобы преследуют – на самом же деле, этой целью они просто прикрываются, используя как аргумент для оправдания своего участия в ВСЦ и других подобных организациях, и не более того.





Глава 3

СВЯЩЕННОЕ ПИСАНИЕ О ПОСЛУШАНИИ

Писание делает чёткое различие между добрыми пастырями и злыми наёмниками; истинными и подлинными служителями Божиими, учителями, пророками – с одной стороны, и лжесвященниками, лжеучителями и лжепророками – с другой.

Приведём цитаты из книги святого пророка Иеремии[34], которые использует и святитель Григорий Палама[35] применительно к современным ему лжепастырям-еретиками: «Изумительное и ужасное совершается в сей земле: пророки пророчествуют ложь, и священники господствуют при посредстве их» (Иер. 5, 30–31). «Пастыри сделались бессмысленными и не искали Господа, а потому они и поступали безрассудно, и всё стадо их рассеяно» (Иер. 10, 21). «Множество пастухов испортили Мой виноградник, истоптали ногами участок Мой; любимый участок Мой сделали пустою степью; сделали его пустынею» (Иер. 12, 10–11).

Сам Христос чётко разделяет пастырей на добрых и злых, побуждая слушаться только хороших, а отнюдь не плохих – наёмников, которых интересует лишь собственная выгода и которые отнюдь не намерены жертвовать собой ради овец, оставляя их беззащитными при нападении волков: «Пастырь добрый полагает жизнь свою за овец. А наемник, не пастырь, которому овцы не свои, видит приходящего волка, и оставляет овец, и бежит; и волк расхищает овец, и разгоняет их» (Ин. 10, 11–12).

Многие лжепастыри проникли в овчарню не через двери, то есть не благодатью Божией, но «инуде», а именно посредством многоразличной симонии[36]. И посему они, как замечает в своём «увещательном руководстве» преподобный Никодим Святогорец[37], не суть богоизбранные сосуды Божии и даже не ставленники народа, а просто-напросто самозванцы. Оттого то овцы и глядят на них как на чужаков, не слушаются их и не идут им вслед – ведь они следуют лишь за истинными пастырями: «Истинно, истинно говорю вам: кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инуде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовёт своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идёт перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса» (Ин. 10, 1–5).

Однако, если овцы, то есть верующие, по какой-либо причине всё же последуют за худым пастырем, то ответственность за этот шаг будут нести они сами. Об этом ясно сказано в Апостольских постановлениях[38]: миряне не могут утверждать, что они всего лишь послушные овцы, что сами они ничего не решают и что вся ответственность лежит сугубо на пастыре, который и даст за всё ответ. Мыслить так пагубно, ибо овцу поджидает верная смерть не только тогда, когда она не идёт вслед за добрым пастырем и потому бывает задираема волками, но и тогда, когда следует за злым – за лжепастырем. В заключение Апостольские постановления предлагают следующий совет, который во все времена звучит актуально: «Посему, надобно бегать пастырей-губителей».

Невозможно упомянуть всё, что в Новом Завете говорится о лжеучителях, лжепророках и лжепастырях. Приведём лишь слова святого апостола Павла, обращенные к пресвитерам Ефесским[39], которых он призвал в Милит[40], возвращаясь в Иерусалим из своего последнего апостольского путешествия. Он предупреждает их о том, что вскоре появятся пастыри – волки в овечьих шкурах – еретики, которые сделают всё, чтобы рассеять паству. Однако и из среды самих пресвитеров выйдут те, кто, извратят Евангелие, чтобы привлечь к себе слушателей и постараться сделать их своими приверженцами: «Итак внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями, пасти Церковь Господа и Бога, которую Он приобрел Себе Кровью Своею. Ибо я знаю, что, по отшествии моём, войдут к вам лютые волки, не щадящие стада; и из вас самих восстанут люди, которые будут говорить превратно, дабы увлечь учеников за собою» (Деян. 20, 28–30).

И последнее: апостол языков предупреждает верных, что в вопросах веры и послушания необходимо проявлять такую осторожность и рассудительность, что даже если бы он сам или же ангел начали учить чему-то иному, неведомому прежде, то не следовало бы их слушаться: «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема» (Гал. 1, 8).





Глава 4

СВЯТЫЕ ОТЦЫ О ПОСЛУШАНИИ

Прежде чем привести в качестве примера некоторые высказывания святых в отношении благословенного послушания архиереям, верно преподающим слово истины и святого непослушания еретикам и еретичествующим, отметим следующее. Многие святые отцы, основываясь на Священном Писании, прямо и откровенно говорили о злых пастырях, решительно высказываясь в пользу изгнания таковых из Церкви, особенно когда те своим поведением соблазняют народ Божий.

Ныне же, искажая и упраздняя Евангелие, опровергая и ниспровергая святых отцов, подобные лжепастыри не только не выдворяются вон, дабы наступил столь желанный и долгожданный катарсис, но, напротив, они удостаиваются ещё и беспрекословного послушания. Тех же, кто отказывается слушаться извращающих Евангелие, кто изобличает являющихся источником соблазна, называют дерзостными смутьянами и устраивают над ними суды с целью извергнуть из Церкви. Не являет ли это собой нечто нелепое, странное и не вполне разумное?



1) Святитель Афанасий Великий

Святой Афанасий[41], понимая всю серьёзность вопроса о недостойных, худых клириках, своим поведением соблазняющих верных, смело утверждает следующее. Верующим предпочтительнее собираться в молитвенных домах, то есть храмах, одним – без архиереев и иереев, – нежели вкупе с ними наследовать геенну огненную, как это произошло с теми иудеями, которые вместе с Анной и Каиафой[42] восстали против Спасителя: «Если епископ или священник, будучи очами Церкви, имеют недоброе поведение и соблазняют народ, то следует их изгонять. Лучше без них собираться в доме молитвы, чем вместе с ними, как с Анной и Каиафой, быть вверженными в геенну огненную».

Как гром среди ясного неба звучат для нас известия о том, что духовные лица всех степеней, которых мы считали благочестивыми и воздержными, а то и подвижниками и готовы были им подражать и проявлять полное послушание, – оказываются одержимыми скверными пороками, причём такими, о существовании которых мы, возможно, даже не подозревали.

С подобными, украшенными длинными брадами святошами и «аскетами», которые всё делают «с тем, чтобы видели их люди» (Мф. 23, 5), следует быть весьма осторожными. Ведь лицемерие искони подтачивает христианскую мораль, в том числе и среди монашествующих. (Живший в XII веке святой Евстафий Солунский[43], просвещённый и прямодушный иерарх, посвятил этому пороку отдельный труд «О лицемерии», в котором гневно осудил сей грех.)

Святитель Афанасий о подобных двуличных лжепастырях пишет так: «Сказал Господь: “Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их”. Если увидишь, брат, кого-либо, кто имеет облик благопристойный, не на то смотри, одет ли он в овечью шерсть, носит ли имя священника, епископа, диакона или подвижника, но потщись узнать о делах, целомудрен ли он, гостеприимен ли, милостив, любящ, упорен ли в молитвах, терпелив ли. Если чрево ему – бог, гортань – ад, если он падок на деньги и торгашествует благочестием, оставь его – он не мудрый пастырь, но хищный волк. Если ты умеешь деревья познавать по плодам – какой они породы, вкуса, качества, – тем паче ты должен распознавать христопродавцев по делам их, так как они, нося личину благоговения, имеют дьявольскую душу. Ты же не собираешь от терния грозды или от репия смоквы, тогда почему полагаешь, что можешь услышать от преступников что-либо доброе или от предателей узнать что-либо полезное? Итак, уклоняйся от них, как от волков аравийских, как от терния преслушания, репейников несправедливости и древа лукавого. Если же ты увидишь разумного, как научает Премудрость, ходи к нему, и пусть нога твоя истирает пороги дверей его, дабы научиться тебе от него начертаниям закона и дарам благодати. Не красноречивое слово или внушительный вид вводят в Царство Небесное, но совершенная и безыскусная вера вместе с добродетельным и блистательным благоразумием».

Приведём ещё один примечательный случай из жития святого Афанасия. Однажды он получил известие о том, что монахи Каппадокии поднялись против великого святителя Василия[44], когда тот, желая вернуть в Православие умеренных пневматомахов[45], ради икономии[46] какое-то время избегал именовать Святого Духа «Единосущным». Сообщивший об этом пресвитер Палладий желал, чтобы святитель Афанасий наставил каппадокийских иноков пребывать в единомыслии и послушании своему архипастырю.

Однако ответ истого поборника Православной веры представляет собой нечто совершенно противоположное тем наставлениям, которые нынешние патриархи и иерархи дают монашествующим, когда те пытаются протестовать против уклонений священноначалия от учения Церкви. Итак, святой Афанасий пишет: «Мне уже известно о кесарийских иноках от возлюбленного нашего Диания, что они противятся епископу, возлюбленному нашему Василию. Хвалю тебя за то, что известил меня об этом, а им высказал я, что следовало: чтобы как чада послушны были отцу и не противоречили ему в том, чему учит, после рассмотрения. Если бы можно было подозревать его в неверном рассуждении об истине, то хорошо было идти против него. А если твёрдо уверены, как и все мы уверены, что он – похвала Церкви, подвизается паче за истину, и учит имеющих в том нужду – то надобно не противоборствовать таковому, а паче одобрять благую его совесть. Ибо из рассказанного мне возлюбленным Дианием открывается, что негодуют они напрасно. Василий, как твёрдо уверен я, немощным бывает немощен, да немощные приобрящет. И возлюбленные нами, взирая на цель и смотрение его (соблюсти истину), да прославят Господа, давшего Каппадокии такого епископа, какого желает иметь и всякая страна».

Как видим, святитель Афанасий отнюдь не порицает иноков за то, что те интересуются вопросами веры, не побуждает их ограничиться исполнением лишь своих монашеских обетов (словно существует более высокий долг, чем сохранение веры и защита её). Он не предлагает инокам, отринув акривию, следовать позиции святого Василия, но советует им постараться понять его благие намерения и одобрить их. И поскольку в такой позиции святителя Василия нет ничего предосудительного, святитель Афанасий побуждает монахов пребывать в послушании своему архипастырю и доверять ему. Однако если бы в позиции Каппадокийского епископа действительно было нечто внушающее сомнение, тогда их непослушание было бы совершенно уместным и полностью оправданным.

Но можем ли и мы сегодня, как некогда святой Афанасий, советовать монашествующим оставаться в послушании владыкам-экуменистам, которые упразднили даже сам смысл икономии как временного уклонения от акривии[47]? Можем ли с уверенностью утверждать, что эти нынешние сношения с католиками, протестантами, монофизитами[48] и прочими еретиками происходят исключительно ради икономии?

Отнюдь нет! Ведь никто из иерархов-экуменистов никогда не выступил в поддержку защитников Предания, объяснив, что происходящее уклонение от чистоты церковного учения допускается ими лишь на краткое время и только ради икономии, дабы кого-нибудь из заблудших и еретиков – католиков, протестантов и монофизитов – привести к Православию. Напротив, нам навязывается мнение, что к Церкви принадлежат все и вся, и никто не пребывает вне её границ. Вследствие чего сами понятия ересь и заблуждение ушли в небытие.

А раз так, то и позиция экуменистов не есть, как видно, явление временное, ради пользы немощным, но нечто постоянное, ибо к заблудшим сегодня никто не относится как к недугующим. Возведя икономию в разряд правила и даже закона, экуменисты полностью пренебрегают акривией, отвергают её, видя в ней якобы проявление фанатизма и недостатка любви. Представляя акривией свою позицию, они карают всех дерзающих указывать на то, что речь в данном случае идёт об уклонении от чистоты православной веры. Ну а на тех, кто в догматических вопросах придерживается акривии, они вешают ярлыки экстремистов, фанатиков и фундаменталистов.

Итак, согласно мнению святителя Афанасия Великого, существует праведное, непредосудительное неповиновение – святое божественное непослушание, которое допустимо и даже необходимо в тех случаях, когда церковное священноначалие неверно преподаёт слово Христовой истины.



2) Святитель Василий Великий

Святой Василий весьма резко высказывается в отношении тех епископов, которые предают веру свою ради власти и благ, сопутствующих их положению: таковых он даже не считает архипастырями! И поэтому, например, советует никопольским пресвитерам не иметь ничего общего со своим арианолюбивым епископом Фронтоном. Фактически святитель Василий побуждает их к неповиновению – к святому и божественному непослушанию. Он также предупреждает, что отнюдь не следует прельщаться тем, что подобные иерархи могут нередко казаться православными и имеющими истинную веру: «Только не обманывайтесь ложным словом тех, кто возвещает истинность веры. Ведь они христопродавцы, а не христиане, всегда предпочитающие жить с выгодой для себя, а не по истине. Когда они решили завладеть сей пустой властью, то присоединились к врагам Христовым, а когда увидели, что народ негодует, то снова притворились истинно верующими. Я не считаю епископом и не причисляю к иереям Христовым того, кто нечистыми руками выдвинут на предстоятельское место для разрушения веры».

Желая выразить своё мнение в отношении ереси-болезни, поразившей Церковь, и просветить пресвитеров в этом вопросе (оставив, однако, за ними право действовать по своему разумению и усмотрению), святой Василий обращается к клиру другой епархии, не дожидаясь какого-то одобрения или дозволения со стороны вышестоящей церковной власти – патриарха или синода. (Нам же зачастую советуют брать благословение и извещать священноначалие обо всём, что бы мы ни собирались предпринять – но ведь и мы не делаем ничего предосудительного, когда вместе с другими священнослужителями и монашествующими высказываемся по ряду серьёзных церковных и богословских проблем.)

Итак, в своём послании святитель Василий Великий пишет: «Таково моё суждение. А вы, если имеете с нами хоть что-то общее, конечно, согласитесь. Если же вы полагаетесь на себя, то каждый сам себе господин, а мы неповинны в его крови. Я написал так не из недоверия к вам, но дабы разрешить сомнение у тех, кто знает мое мнение о том, как некоторые не вступали в общение и не принимали рукопожатия, а по наступлении мира поспешили причислить себя к священническому чину».

Непримиримую позицию по отношению к ереси и её приверженцам святой проявлял нелицеприятно: она распространялась и на сильных мира сего, включая самого императора – поддерживавшего ариан Валента[49], который послал эпарха[50] Модеста с наказом склонить стойкого и непреклонного святителя к послушанию[51]. Ибо все, подчинившись, уступили: и патриархи, и иерархи – непокорным был лишь только один святой Василий. (Наверно, и тогда склонные к уступкам и компромиссам говорили: «Что, лишь он единственный имеет правую веру? Неужели все другие заблуждаются?»)

Во время беседы с Модестом, когда речь зашла о послушании императору и о том, что все другие давно покорились, прославленный архипастырь так ответил эпарху:

«– Вы правители, и не отрицаю, что правители знаменитые, однако же вы не выше Бога. И для меня важно быть в общении с вами (почему бы нет – и вы Божия тварь), впрочем, не важнее, чем быть в общении со всяким другим из подчинённых вам, ибо христианство определяется не достоинством лиц, а верою...

– Так и с такою свободою никто доселе не говаривал передо мною, – сказал царский посланник.

– Быть может, – отвечал святой Василий, – ты не встречал настоящего епископа, иначе, без сомнения, имея дело о подобном предмете, услышал бы от него такие же слова. Ибо во всём ином, о, правитель, мы скромны и смиреннее всякого – это повелевает нам заповедь. И не только пред таким могуществом – пред кем бы то ни было мы не подымаем высокомерно брови. Но когда дело касается Бога и против Него дерзают восставать, тогда, презирая всё на свете, мы имеем пред очами одного лишь Его».

Великий вселенский святитель Василий на вопрос: «Разве следует подчиняться всякому, что бы он ни приказывал?» – то есть всех ли и во всём следует слушаться, – так отвечает инокам: тем, для кого послушание наряду с нестяжательством и девством является одним из трёх монашеских обетов и одной из главных добродетелей, не имеет ровно никакого значения, кто требует от нас послушания – тот ли, кто выше нас по чину или кто ниже нас. Важно лишь, насколько то, что нам советуют или же предлагают делать, согласно с заповедями Божиими, с евангельской истиной.

Различия в санах, чинах и постах не должны вредить послушанию – следует проявлять послушание даже тем, кто ниже нас по положению. Следовательно, владыкам и даже предстоятелям Церквей стоит прислушиваться к мнению низших по рангу, когда те дают добрые советы, как некогда святой пророк Моисей послушался Иофора[52].

Итак, когда нас побуждают делать что-либо согласное с заповедями Господними или же сподвигающее к их исполнению, то этому с большим рвением, как воле Божией, надлежит следовать. Однако когда нам повелевают делать нечто противное заповедям Божиим, что искажает или порочит их, на это надобно отвечать так же, как в своё время апостолы ответствовали архиереям: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам...» (Деян. 5, 29).

Поэтому святой Василий и учит избегать и всячески отвращаться тех пастырей, которые препятствуют нам исполнять заповеди Божии или же склоняют творить неугодное Господу, – каким бы истым и истовым ни казалось их благочестие и какое бы высокое положение в Церкви они ни занимали: «Даже если кто-то очень благороден и чрезвычайно знатен, но мешает творить заповеданное Господом или побуждает делать запрещённое Им, от такового нужно убегать, он должен быть мерзок для каждого из любящих Господа».



3) Святители Григорий Богослов и Иоанн Златоуст

Святые Иоанн Златоуст и Григорий Богослов[53] в своих трудах неустанно воспевают величие священного сана[54]. Поистине несравненным образом изображая высоту пастырского служения, высочайшие духовные качества и чистоту клириков, они вместе с тем изобличают падение и непостоянство многих из них – для того, чтобы было понятно различие между добрыми и злыми пастырями.

Во многих их творениях часто упоминается и о худых епископах. Но это не значит, что тем самым они впадают в грех осуждения или поношения. Единственное их желание – предостеречь и оградить верных чад от злых архиереев, которым такое обличение также принесёт пользу, естественно, если те смиренно и бесстрастно захотят услышать правду, тем самым являя подлинную мудрость, ибо сказано в Писании: «Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя; обличай мудрого, и он возлюбит тебя» (Притч. 9, 8).

Святитель Григорий, претерпевший многие гонения и ссылки от плохих иерархов, пишет, что он не страшится ничего: ни нападок со стороны людей, ни нападений диких зверей. Единственное, чего он боится и желал бы избежать, так это злых епископов: «Одного избавь меня, злых епископов». Ибо архипастыри, поставленные быть учителями, вместо этого стали делателями всяческих злодеяний и многоразличного порока: «Стыдно говорить, как есть, но я скажу: поставленные быть учителями благого, мы есть источник всех зол». Подобную же мысль мы встречаем и у святого Иоанна Златоуста: «...Никого я так не боюсь, как епископов, – исключая немногих».

У святителя Григория Богослова есть также мудрые слова о том, что плох тот мир, который отдаляет нас от Бога (то есть когда мы соглашаемся с тем, что неугодно Ему, либо участвуем в том, что противно Его святой воле), но похвальна та война, которую мы ведём против лжи, заблуждения и греха.

Пo аналогии с этим скажем: как существует благое и худое послушание, так есть худое и благое непослушание. И как святитель Григорий, рассуждая о мире и войне, говорит, что «брань лучше мира, разлучающего с Богом», так и мы дерзнём утверждать, что непослушание бывает лучше послушания, разлучающего нас с Господом.



4) Преподобный Максим Исповедник

Святой Максим, справедливо именуемый Исповедником[55], являет нам пример той ответственности в борьбе за сохранение веры, которую несут в первую очередь, конечно, священнослужители, а затем уже и монашествующие с мирянами.

В те времена повсюду царила ересь монофелитства[56] (ныне же везде, к сожалению, господствует наихудшая из ересей – экуменизм) и весь епископат могущественной Константинопольской Церкви покорился императору и патриарху, поддерживающим еретиков. Непокорным был только один инок – преподобный Максим. (Наверняка, он тоже слыл бунтарём и непослушливым, как и сегодня противников экуменизма обвиняют в том, что своим словом они будоражат и смущают паству.)

Патриарх Петр[57] порицал святого Максима за неповиновение Церкви и угрожал ему прещением. Преподобный же на это отвечал, что Церковь есть правое исповедание веры, та истина Церкви, от которой он никогда не отпадёт, и что в послушании Церкви не пребывает как раз тот, кто предаёт истину, изменяет ей, а не тот, кто её защищает.

Приведём небольшой отрывок этого диалога.

Патриарх обратился к исповеднику со словами: «Какой Церкви ты? Византийской, Римской, Антиохийской, Александрийской или Иерусалимской? Вот все [эти Церкви] с подвластными [им] епархиями объединились [между собою]. Итак, если ты, как говоришь, принадлежишь к кафолической Церкви, то соединись [со всеми], чтобы, вводя в жизнь новый и странный путь, не подвергнуться тому, чего не ожидаешь».

Святой ответил ему достойно своей мудрости и благочестия: «Бог всяческих объявил кафолическою Церковью правое и спасительное исповедание веры в Него, назвав блаженным Петра за то, что он исповедовал Его. Впрочем, я хочу узнать условие (исповедание), на котором состоялось единение всех Церквей, и если это сделано хорошо, я не стану отчуждаться».

Семьсот лет спустя святитель Григорий Палама, безусловно зная такую позицию преподобного Максима, ещё строже утверждал, что к Церкви принадлежат лишь те, кто принимают истину Церкви; те же, кто непослушны этой истине, никоим образом не могут составлять Церковь, не имеют к ней никакого отношения. Такие люди занимаются самообманом, даже если и именуют себя иереями или архиереями. Христианство, подлинное и истинное, характеризуется и определяется не личностями, но непреложной истиной и непреклонностью в вере: «И те, кто от Церкви Христовой, суть от истины, а те, кто не от истины, те и не от Церкви Христовой, сколь бы они ни возводили о себе лжи, когда называют самих себя святыми пастырями и архипастырями, и так зовутся другими. Ведь мы помним, что христианство определяется не внешним видом, но истинностью и точностью веры».

Внимательно изучая деятельность преподобного Максима и его взгляды, можно многое почерпнуть по интересующей нас теме, но мы обратимся лишь к тем фактам, которые являют яркие примеры благого непослушания.

Святой Максим «рыдал и был охвачен глубочайшей скорбью», видя, как поддерживаемая государственными и церковными властями ересь монофелитства распространяется на Запад и Восток. Посему он покинул пределы Царьградской Церкви и прибыл в Римскую, не осквернённую сей ересью, «чистую от такого позора». «Оставив здешние места, он прибывает туда, защищая учение и последуя тамошним православными, не без труда, не без усталости и мучения проделал такой путь».

По пути в Рим преподобный посетил и церковные общины в Африке для того, чтобы поддержать и укрепить православных, общался с местными архиереями, укрепляя в них Халкидонскую веру[58], вооружая аргументами против еретиков, передавая свои знания и опыт. Ведь он прекрасно понимал: чтобы противостоять еретикам, недостаточно церковного сана, – необходимы богословские знания и богатый опыт. (Ныне же некоторые полагают, что после епископской хиротонии они становятся искусными богословами и поэтому требуют абсолютного послушания себе.)

Будучи простым иеромонахом, он в премудрости и рассудительности превосходил любого архипастыря. Потому иерархи и слушались его. «Ведь если они были выше по положению, то мудростью и разумом были ниже, не говоря о других добродетелях и доброй славе, которой пользовался у всех этот муж. Поэтому они уступали его словам и беспрекословно подчинялись иным увещеваниям и советам, заключавшим в себе столь великую пользу».

Вступив в 654 году во второй раз на Константинопольскую кафедру, монофелитский патриарх Пирр[59] вновь вернулся к своим еретическим убеждениям, хотя прежде, после своей беседы с преподобным Максимом, публично осудил ересь. Теперь же он всячески пытался сломить волю святого, «думая, что если он его подчинит, то подчинит и всех остальных».

Поэтому, невзирая на преклонные годы подвижника (в то время ему было восемьдесят лет), святого Максима подвергли неописуемым унижениям и мукам, а вместе с ним и ученика его Анастасия, а также римского папу святителя Мартина[60] и других западных иерархов, которых насильно доставили в Царьград.

С помощью ложного, грубо состряпанного обвинения, на многократных заседаниях архиереи-еретики пытались сломить исповедника, запугать его, но все их старания были тщетны. Угрозы и лесть вперемежку с допросами не устрашили и не обольстили преподобного, который остался верным истине и «всецело непреклонным, твёрдым и непоколебимым духом».

Поэтому еретик, епископ Кессарийский Феодосий, предпринял ещё одну попытку убедить святого, заявив, что с ним они полностью согласны и что вероучения они нисколько не изменяют, но действуют так исключительно из соображений икономии[61]. «Появившееся ради икономии не следует принимать как истинный догмат, так же как и ныне предлагаемый нам типос появился под предлогом икономии, а не в соответствии с догматами».

На это преподобный Максим ответил, что в вопросах веры нет места икономии и компромиссу, и те, кто пытаются своё уклонение от чистоты православного учения оправдать икономией, суть лжецы, которых не только не следует слушаться, но, наоборот, необходимо всячески отвращаться, дабы через общение с ними не соучаствовать в их нечестии. «Таковое происходит от лжеучителей и обманщиков, которым следует не доверять, а уклоняться от них, насколько возможно, и отдаляться, чтобы от общения с ними мы не стали жертвой какого-либо зла».

Никакие приёмы и ухищрения не смогли сломить святого, заявившего: «Вся сила небесная не убедит меня подчиниться вам, ибо что я буду приводить в свое оправдание, я имею в виду не Богу, но своей совести, если ради славы человеческой, которая есть ничто, отрекусь от спасительной для меня веры?» (А сегодня еретичествующие иерархи в погоне за человеческой славой, совершенно забыв о Боге и своей совести, призывают нас к беспрекословному послушанию, принуждая покориться экуменизму.)

И последнее: в житии преподобного Максима рассказывается о том, как с началом распространения ереси – «уходит от правильного учения [император], а вместе с ним и Церковь, и немалая часть народа повернулась к противоположному». В конце концов, единственным из патриархов, верным Православию, остался лишь святитель Софроний Иерусалимский[62], вокруг которого и смогли сплотиться православные, клирики и миряне: «Вокруг него собирается всё священство и православный народ».

(Дай-то Бог, чтобы и в наши дни Господь явил миру хотя бы одного патриарха или двух-трёх епископов, незапятнанных позором экуменизма, дабы возле них смогли бы объединиться «священство и православный народ».)

В заключение хочется подчеркнуть тот огромный вклад, который внесли святые отцы в формирование здоровых отношений Церкви и Византийского государства, – в первую очередь, их усердие по недопущению цезарепапизма[63] и старания по установлению симфонии[64] между Церковью и государством.

Так, святой Максим, порицаемый за свои слова о том, что «неправедно и нелепо называть царя священником», поясняет, что на самом деле он лишь несколько иначе сформулировал и выразил позицию Церкви по этому вопросу, согласно которой «принимать определения и рассуждать о догматах более подобает священникам, чем царям. Так как им дозволено совершать обряд помазания и рукополагать, совершать приношение хлеба и предстоять перед жертвенником и всё остальное ещё более божественное и тайное исполнять».



5) Преподобный Феодор Студит

Жития святых Максима и Феодора[65] в чём-то схожи. Преподобный Феодор также был простым иеромонахом (впрочем, как и святой Иоанн Дамаскин[66], который сокрушил иконоборцев – патриархов и иерархов. Может, кто-нибудь полагает, что и он тоже не был послушен Церкви?). Но именно преподобному Феодору Студиту пришлось отстаивать истину в двух важных и серьёзных церковных и богословских вопросах того времени, тогда как официальная Церковь в лице патриарха и синода в разрешении этих проблем шла на компромисс и уступки, тем самым упраздняя и ниспровергая Евангелие, Священные каноны и Предание в целом.

Первая проблема возникла в связи со вторым браком автократора Константина VI[67], а вторая – вследствие иконоборческой[68] политики императоров Льва V[69] и Михаила II [70]...

Без серьёзной причины упрятав свою законную супругу в монастырь, царь Константин стал требовать церковного благословения на брак со своей возлюбленной Феодотой.

Однако развод и второй брак запрещаются Евангелием и церковными канонами. Как известно, Сам Господь упразднил ту лёгкость, с которой закон Моисеев дозволял развод (причём всегда не в пользу женщины), совершенно запретив расторжение брака по какому бы то ни было поводу, кроме факта супружеской неверности – «кроме вины прелюбодеяния» (Мф. 5, 31–32). Таким образом, Христос учил о нерасторжимости брака: «Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19, 3–10).

Поэтому второй брак императора, всё-таки освященный пресвитером Иосифом[71] при попустительстве святителя Тарасия, преподобный Феодор считал не браком, но «прелюбодеянием», а совершителя оного – не иереем, но «прелюбодеем». Впрочем, подвижник не только не одобрил второй брак царя, считая его «вне установлений божественных и человеческих», но и тотчас осудил сие деяние, прервав церковное общение как с самим «прелюбодеем», так и с теми, кто находился с ним в общении – с самим самодержцем и даже с патриархом.

Святой объяснял, что это беззаконие ниспровергает Евангелие и упраздняет священные каноны; оно есть не что иное, как попытка изменить неизменные заповеди Божии и представить их изменяемыми и изменчивыми, а значит и Самого Бога изменяющимся и превратным: «Оправдывая это ежедневно вышесказанными ссылками и заключениями под стражу, они действительно нарушили Евангелие, по суждению святых, и насильно внушают, что при всяком преступлении бывает икономия, изменяя неизменные заповеди Божии и представляя их изменяемыми... Отсюда следует не что иное, как то, что Бог изменяем и превратен. Это подобно тому, как если бы кто прямо сказал, что Евангелие безразлично в отношении к спасению и погибели».

В другом месте преподобный Феодор, ссылаясь на мнение святителя Василия о неизменяемости заповедей, писал: «Итак, заповеди Божии изречены неложными устами в значении необходимом и необходимо должны быть соблюдаемы, а не извращаемы так, чтобы можно было их то соблюдать, то нет, или такому-то соблюдать, а такому-то нет, или иногда соблюдать, а иногда нет, но должны соблюдаться всегда, всяким лицом и во всякое время».

Святой справедливо полагал, что если не осудить это прелюбодеяние, то пример царя ромеев[72] может принести зло и другим, подвластным правителям государства, а также послужить дурным примером и за пределами империи, передаваясь из поколения в поколение как неисцельный недуг. «Так и король лангобардов, и король Готии, и наместник Босфора, ссылаясь на нарушение заповеди, предались развратным устремлениям и несдержанным желаниям, выставляя как удобный предлог поступок императора ромеев, поскольку он впал в то же самое, получив на это согласие патриарха и бывших с ним архиереев».

Однако не греховный поступок императора, а прямота и дерзновение игумена Студийского монастыря преподобного Феодора явились образцом для других епископов, пресвитеров и иноков. Убедившись, что позиция святого во всём согласна с Евангелием, они отлучили от Церкви тех, кто в пределах их юрисдикции творил подобные беззакония, умаляющие и обесценивающие Предание. «Непозволительно вам иметь жён вопреки постановленным от Христа законам» – вторили они за преподобным Феодором слова, перекликающиеся с тем, что сказал Ироду покровитель Студийской обители святой Иоанн Креститель: «Не должно тебе иметь жену брата твоего» (Мк. 6, 18).

Бесстрашный защитник Предания, преподобный Феодор прекрасно сознавал, что это стояние за истину может стоить ему многого. Он понимал, что за твёрдую решимость в отстаивании своих убеждений может пострадать не только он сам, но и все насельники знаменитого Студийского монастыря. Однако, несмотря ни на что, святой Феодор смело продолжал отстаивать истину, ради которой готов был пожертвовать всем.

Поэтому он презрел своим покоем и мирным духовным деланием в тихой обители; не убоялся ни страданий, ни трудностей, ни запугиваний; не прельстился обещаниями и посулами. Ибо превыше всего на свете для себя он считал защиту евангельской истины, искажение которой непременно влечёт за собой самые серьёзные последствия для духовной жизни и самого спасения.

Вскоре его, действительно, отправляют в ссылку, а братию насильно распределяют по другим монастырям. Но гонение, которое было воздвигнуто на преподобного Феодора, тот претерпел не напрасно, поскольку его слова и дела в конечном итоге сдержали распространение и усугубление зла. «Ибо страсти, оставляемые без наказания, постоянно стремятся к худшему, подобно ехидне».

Однако ещё большим мучениям, от тяжести которых он много раз находился на пороге смерти, святой подвергся тогда, когда противостоял императорам-иконоборцам.

Лев V возобновил иконоборческие споры и воздвиг новые гонения против иноков, прежде всего против главного «зачинщика» – студийского игумена Феодора. К сожалению, сразу нашлись некоторые епископы, согласные с царём-еретиком, а другие, не выдержав давления, вынуждены были ему подчиниться. Поэтому, когда автократор созвал собор (815 г.), который должен был вынести окончательное решение в отношении иконопочитания, на его стороне были почти все клирики и монахи.

На заседании собора царь изложил свою точку зрения, называя почитание и поклонение святым иконам идолопоклонством. В ответ на это иконолюбивые отцы высказали православную позицию, заявив в конце о том, что уже одно только то, что они, удостоверившись в еретических взглядах своих оппонентов, всё ещё с ними заседают и собеседуют, совершенно неправильно и отнюдь не согласно со Священным Писанием: «Великим благом для нас, слышащих, что вы таковы, было бы даже прекратить совещания с вами. Ведь божественный Давид с нами согласится, говоря, что не должно ни сидеть в суетном собрании, ни входить вместе с беззаконными, ни собираться в церкви лукавых».

После такой единогласной позиции преподобный Феодор «проявил большую и более явственную смелость». Несмотря на то, что на соборе присутствовали сам патриарх (сломить которого самодержцу всё же не удалось) и другие иерархи, несогласные с ересью и сильно ей противящиеся, именно святой Феодор, простой иеромонах, взялся полностью опровергнуть доводы царя, поскольку был самым образованным и добродетельным среди присутствующих. «Он выступил первым из собравшихся из-за величия речи и добродетели». (Ведь отнюдь не хиротония сама по себе делает епископа искусным богословом.)

Преподобный Феодор, как лучший из богословов, неопровержимо доказал необходимость почитания святых икон. Более того, назвав еретиков человекоподобными зверями, а их слова и поведение погибельными, он советовал, насколько это возможно, отстраняться от них и даже не встречаться с ними вовсе, ибо с еретиками «разговаривать не только излишне, но и просто вредно».

Император пришёл в ярость от бескомпромиссной позиции преподобного Феодора. Он с трудом усмирил свой гнев и, осыпая исповедника Христова бранью и насмешками, с иронией сказал, что они должны вновь встретиться и продолжить полемику, поскольку он не желает венчать святого Феодора мученическим венцом.

Общая позиция отцов-иконопочитателей в отношении предложения царя ещё раз собраться, чтобы обсудить этот вопрос, имеет для нас огромную важность, поскольку ясно свидетельствует о бесполезности и бесплодности продолжения сегодняшних богословских диалогов с так называемыми инославными, как ныне почтительно принято именовать еретиков. Святые отцы считали, что снова разговаривать с теми, кто уже осуждён Церковью, бессмысленно, поскольку они совершенно невосприимчивы к истине, не в силах принять её: «Ведь нам бесполезно снова разговаривать с уже обвинёнными, так как они глухи к восприятию лучшего и неисправимы во всём».

Кроме того подвижник недоумевал: зачем, как не судить, позвали их на собор, исход которого и так был заранее предрешён? Ведь расхождение в позициях сторон и отсутствие объективного судьи, способного непредвзято рассудить и вынести верное решение, не предвещали ничего иного. Да и кто пошёл бы против воли государя? Ведь почти все подпали под власть царя, не выдержав угроз и убоявшись гонений.

Преподобный Феодор также напомнил автократору, как до него это делали и другие великие отцы, что правителям не должно вмешиваться в церковные дела, поскольку это сфера деятельности священнослужителей. «Вопросы Церкви принадлежат иереям и учителям, императору же дозволено управление внешними делами».

Когда же самодержец в неистовстве спросил святого: «Следовательно, ты изгоняешь меня сегодня из Церкви?» – бесстрашный подвижник ответил, что не он это делает, но святой апостол Павел, который говорит, что Господь поместил в Церковь, во-первых, апостолов, во-вторых, пророков, и, в-третьих, учителей, но отнюдь не царей (см.: Еф. 4, 11–12). И, пожалуй, император сам своими деяниями поставил себя вне Церкви: «И конечно, ты сам ещё раньше тем, что сделал, вывел себя [из Церкви]». И если тот желает вновь вернуться в лоно Церкви, то должен поддержать тех, кто предстательствует и следует истине: «Если же ты хочешь снова стать внутри неё, стань с нами, чтущими истину»

Эти диалоги представляют для нас исключительный интерес, поскольку отвечают на вопрос: «Кто же на самом деле отлучают себя от Церкви: те, кто не слушаются еретиков и еретичествующих архипастырей и правителей, или же те, кто отделяют себя от истины Евангелия и догматов веры?»

Не прекращая страшных угроз, иерархи и властители, уверившись в том, что не могут сделать послушными своим заблуждениям преподобного Феодора и его единомышленников, стали всячески добиваться того, чтобы те, по крайней мере, замолчали. Так, эпарх Константинополя запретил сторонникам святого собираться вместе, требуя «не учить или вообще не говорить о вере». (Мнение о том, что простым верующим, да и монахам тоже, не следует заниматься вопросами веры, весьма распространено и в наши дни, поскольку оно продолжает активно внедряться в сознание людей.)

Преподобный Феодор ответил на это так же, как апостолы отвечали властителям иудейским: «Судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?» (Деян. 4, 19). (Поэтому и мы скорее предпочтём лишиться языка, нежели перестанем защищать веру православную, в меру сил помогая ей своим словом. Было бы чем-то странным и неразумным, если бы мы, видя усилия некоторых по умножению нечестия, сидели в это время сложа руки: «Где разумное основание того, что вы стремитесь держаться худшего и остаётесь без отклика для намного лучшего?»)

В отношении же вопроса, следует ли говорить и клеймить позором зло или же лучше молчать, пребывая в послушании архиереям и иереям, святой Феодор категоричен: когда опасности подвергается вера, всем следует не молчать, но говорить. Никто не может оправдывать себя тем, что, дескать, я не архипастырь и не пастырь, и даже не какая-нибудь важная персона, а всего-навсего простой человек: «Ибо заповедь Господа – не молчать в то время, когда в опасности вера. “Говори, – сказал Он, – и не умолкай” (Деян. 18, 9). “А если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя” (Евр. 10, 38). И ещё: “Если они умолкнут, то камни возопиют” (Лк. 19, 40). Итак, когда дело касается веры, то не следует говорить: “Кто я такой?..”».

Когда искажается церковное вероучение и Христос бывает гоним, в данном случае, чрез брань против Его святого образа, то не только «тот, кто имеет преимущество по званию и знаниям, [...] но и занимающий место ученика обязан смело говорить истину и свободно отверзать уста». Ведь еретики добиваются как раз того, чтобы нигде не звучало слово истины, но повсюду царило заблуждение.

Если одно только молчание есть уже отчасти знак согласия, то письменное одобрение еретических мнений перед лицом всей Церкви – это уже измена Православию. К сожалению, сегодня мы стали невольными свидетелями такого предательства – посредством принятых документов и письменных решений в наши дни происходит распространение и засилье ереси из ересей – нечестия экуменизма.

Никто не обязан быть в послушании архиереям и синодам, когда те не оказываются верно преподающими слово истины. Так, когда Собор 809 года простил «прелюбодейного» иеромонаха Иосифа, сняв с него запрещение в священнослужении и приняв в клир Константинопольской Церкви, преподобный Феодор прекратил всякое общение с лжеучителями. И не поминал никого из присутствовавших на этом «прелюбодейном» соборе или разделявших мнение его участников, ибо он справедливо полагал, что «сия прелюбодейная ересь» вместе с извращением Евангелия, нарушает и упраздняет ещё и cвященные каноны.

Мало того, не только он сам не пребывал в послушании, но и другим советовал проявить непослушание и прервать поминовение еретиков и их пособников, ибо еретичествующие и пребывающие с ними в общении не суть Церковь: «Чтобы ты, зная, что это ересь, избегал ереси или еретиков, чтобы не имел общения с ними и не поминал их при Божественной литургии в священнейшей обители своей; ибо великие угрозы произнесены святыми тем, которые участвуют с еретиками даже и в принятии пищи».

Из этих и других подобных высказываний следует, что прекращение общения для преподобного Феодора означало не просто некую критику или порицание деяния, но именно прекращение литургического поминовения имени епископа.

Итак, еретическая синагога не есть Церковь; еретики и находящиеся с ними в общении никоим образом не могут составлять Церковь. Посему, основываясь на многовековом святоотеческом Предании, согласно которому Церковь существует там, где есть истина, а также на словах Господа, что там пребывает Он, где соберутся двое или трое во имя Его (см.: Мф. 18, 20), преподобный Феодор утверждал, что и трое православных составляют Церковь: «Не будем подавать соблазна Церкви Божией, которая может состоять и из троих православных, по определению святых».

Таким образом, мы, будучи православными, не только не обязаны слушаться тех клириков, которые учат непонятно чему, определяя новые догматы и предлагая доселе неизвестные учения, но даже за пастырей таковых не почитать: «Мы имеем заповедь от самого апостола, что, если кто станет учить или повелит нам делать паче, еже мы приняли, паче, еже в правилах, бывших по временам соборов Вселенских и Поместных, того не должно принимать и не должно считать его в числе святых; не станем произносить того тягостного слова, которое он изрёк».

Приведём ещё один эпизод, касающийся противостояния преподобного Феодора Студита и его учеников тем, кто требовал послушания своим заблуждениям.

Так, когда император вознамерился оправдать и восстановить на соборе «прелюбодейного» иеромонаха Иосифа[73], студиты вновь начали решительно противиться этому, несмотря на все те мучения, которые они претерпели во время первых гонений за истину.

Желая склонить студийских иноков на свою сторону, царь собрал их во дворце, дабы говорить с ними. Выделив среди монахов самых видных и образованных, царь попытался склонить их к разрыву с преподобным Феодором – их духовным наставником (которого перед этим он сослал на один из Принцевых островов[74]). Но все его попытки не увенчались успехом, так как доводы эти были ими полностью отвергнуты. Тогда, выйдя к иноческому собранию, он пошёл на следующую уловку: предложил тем, кто желают послушаться его советов «и стать сопричастными патриарху и соборной Церкви», встать одесную его, а тем, кто упорствуют и остаются при своём мнении, избрать левую сторону. Он думал, что таким ухищрением сможет ввести в заблуждение и привести к абсолютному послушанию тех, кто всё на свете оставил ради божественного послушания, «для божественной, по послушанию, непорочной жизни».

Но, когда все, как один, иноки стали не колеблясь по его левую руку, автократор, поражённый таким «дерзновенным исповеданием», пришёл в ярость и отдал приказание разослать всех монахов по ближайшим обителям, «чтобы они охранялись надёжнейшей охраной как не слушающиеся царских и священнических приказаний».

Преподобный Феодор Студит (†826), внеся неоценимый вклад в то, чтобы наконец настало время Торжества Православия, немного не дожил до этой радости, представившись ко Господу незадолго до Собора 843 года, на котором праведной царицей Феодорой[75] было окончательно восстановлено почитание святых икон. Впрочем, и другой угодник, преподобный Иоанн Дамаскин (†754), много потрудившийся для того, чтобы привести Церковь к торжеству VII Вселенского Собора (787), также не увидел плодов своей неусыпной борьбы за истину в первый период иконоборчества. Но этот триумф Православия стал возможным во многом благодаря именно их деятельности, направленной на поддержку православного вероучения среди монашествующих, против которых яростно восставали иконоборцы. Ибо как раз иноки, в противоположность нередко податливым и обмирщенным церковным властям, всегда возглавляют борьбу за чистоту веры. Если бы и сегодня церковное священноначалие, а также идущее в ногу с ним и со временем, во многом обмирщенное монашество противодействовали всем нововведениям и уклонениям от истины так, как это делал преподобный Феодор Студит, то не признавался бы и не благословлялся бы не только третий, но и второй брак; и дело бы никогда не дошло до приятия и признания браков с инославными; некоторые наши клирики (в особенности безбрачные) никогда бы не превратились в посмешище и позор для Православия, не стали бы так горестно походить на католических – своей распущенностью и порочностью; премьер-министр Греции[76], имея законную супругу и детей, никогда бы не посмел появиться на трапе самолёта со своей любовницей перед всем честным народом! (И ведь ни разу из уст церковных, накрепко затворённых из-за нравственного убожества и духовного упадка, не прозвучало в связи с этим ни единого слова возмущения или же осуждения поступка главы правительства.)

Самое прискорбное, что большинство насельников, безбедно живущих в щедро финансируемых государством и Евросоюзом обителях, а также на пожертвования верующих, успокаивают себя тем, что они, дескать, молятся, исполняют свой духовный долг, – а в это время вера православная ниспровергается, экуменизм же и сопутствующие ему вседозволенность и распущенность укрепляют свои позиции.

В одном из своих посланий святой Феодор Студит обращается к таким безучастным инокам, которые не решаются вступить в борьбу за истину, ибо превыше всего ценят тихое монастырское жительство (ситуация до боли знакомая – ведь и в наши дни во многом происходит то же самое): «И почему же мы предпочитаем Богу обители и страданию за благо – здешнее благополучие?»

Получается, что многим предпочтительнее спокойная, беззаботная жизнь в монастырях, нежели послушание заповедям Божиим. Те, кто прячутся за стенами обителей и, имея монастырские должности, предпочитают отсиживаться тогда, когда надо защищать истину, – предают веру и губят свою душу, дороже которой ничего нет. Таким образом, недостаточно, чтобы мы только в глубине души были православными – следует и внешне проявлять это. В связи с этим преподобный Феодор назидает одного из игуменов: «Поэтому, возлюбленный брат, если желаешь быть между нами, смиренными, то откажись от обладания монастырём, как ты обещал; к этому мы и убеждаем тебя, об этом и молимся, чтобы ты был православным как изнутри, так и извне, спасая почтенную душу свою, с которою не может сравниться ничто видимое».

Из всего этого следует, что не должно пребывать в бездействии и безмятежности многим духовникам, игуменам и старцам, которые удерживают своих чад от участия в борьбе против экуменизма – вместилища всех ересей и заблуждений. Ведь такая позиция идёт вразрез со всей историей православного монашества. Так, когда царь Анастасий[77], преданный евтихианской[78] и манихейской[79] ересям, решил поддержать злочестие монофизитов, преподобные Савва[80] и Феодосий «пламенно восстали в защиту веры, <...> они готовы скорее претерпеть смерть, нежели изменить что-нибудь из постановленного».

Не является исключением и святой Феодор. Обращаясь к иконоборческому собору, он дерзновенно исповедует свою веру, от которой его никто не сможет отвратить. Ничто не могло поколебать веру преподобного и убедить его пребывать в послушании еретикам и в общении с ними – он даже предпочитает умереть, нежели отказаться от своих убеждений: «Наконец, как бы ни было угодно вашей власти, наше смирение готово скорее страдать до смерти, чем отречься от нашего искреннего исповедания».

Иноки должны являть подобную непоколебимость и силу своей веры, решительно препятствуя любому, даже малейшему нововведению или уклонению в вере. Это и есть их делание. «Итак, принадлежащие к монахам в настоящие времена пусть покажут это делами. А дело инока – не допустить ни малейшего нововведения в Евангелии, чтобы, подав мирянам пример ереси и общения с еретиками, не подвергнуться ответственности за их погибель».

Таким образом, ревнитель Предания указывает и на их ответственность, особенно в отношении дурного примера для мирян, – ведь если инок не будет всё почитать за сор, тогда что же должен делать мирянин, имеющий определённые обязанности перед своей семьей? «Если монашеский чин не вменит вся в “уметы” (Флп. 3, 8), то есть монастыри и всё находящееся в них, то как мирянин оставит жену, детей и всё прочее?» И последнее: из жития преподобного Феодора Студита становится для всех очевидным, что не столько знание церковного Предания имеет великую ценность, сколько твёрдое следование Преданию и соблюдение всего, что было воспринято от святых отцов. Как были они правы, когда учили абсолютной непоколебимости в вопросах веры и совершенно возбраняли даже малейшее отступление в догматических и нравственных вопросах.

Именно это незыблемое стояние за истину сохраняло в первозданной чистоте веру нашу вплоть до XIX века. В дальнейшем, к сожалению, повсеместно утвердилось господство модернистского духа, детища западного Просвещения. А затем, с начала XX века, постепенно получила распространение всеересь экуменизма, которая сегодня почти полностью одержала верх, завладев умами представителей официальной Церкви и получив неограниченный доступ в церковные учебные заведения.

Всё это привело к отвержению Предания, даже самого Евангелия, к догматическому и моральному минимализму. Яркие примеры тому – попытки[81] доказать православность монофизитов Диоскора[82] и Севира[83]; декларирование того, что католическая церковь – это церковь-сестра; в нравственной же жизни – оправдание добрачных отношений и даже дискуссия о возможности признания однополых браков.



6) Преподобный Симеон Новый Богослов и святитель Марк Евгеник

И, наконец, приведём мнения преподобного Симеона Нового Богослова[84] и святителя Марка Ефесского[85] по интересующей нас теме.

Обращаясь к будущим монахам, преподобный Симеон советует им быть очень внимательными и осторожными в выборе старца-учителя, у которого они будут находиться в послушании и воле которого будут покорны. Ибо велика вероятность повстречать неопытного и подверженного страстям наставника, и, вместо того чтобы научиться ангельскому житию, они будут научены диавольскому, «ибо у добрых учителей и уроки бывают добрые, а у худых – худые; от худых же семян и произрастания бывают всегда худые».

Со слезами и многими мольбами следует просить Господа послать нам бесстрастного и святого духовного руководителя. Но даже найдя такого, как нам кажется, человека (что весьма нелегко), каждому из нас надо внимательно исследовать Священное Писание и творения святых отцов, дабы, взяв их за основание, судить о том, чему учит и что делает духовник, как поступает в тех или иных случаях. И только тому, что будет согласным с Писанием, – станем послушны; то же, что окажется противным ему, – следует отметать как ложное и чуждое. Это совершенно необходимо и даже насущно, ибо в наше время появилось множество прелестников и лжеучителей. «Молитвами и слезами умоли Бога послать тебе руководителя бесстрастного и святого. Исследуй же и сами Божественные Писания, и особенно деятельные писания святых отцов, чтоб, с ними сличая то, чему учат учитель и настоятель твой, мог ты, как в зерцале, видеть, насколько они согласны между собой, и согласное с Божественными Писаниями принимать и удерживать в мысли, а несогласное, рассудив добре, отлагать, чтобы не прельститься. Ибо знай, что во дни сии много явилось прелестников и лжеучителей».

Ранее подобное наставление давал послушникам преподобный Иоанн Лествичник[86] – дабы избежать им опасности послушания худому старцу: «Искусить сего кормчего, чтобы не попасть нам вместо кормчего на простого гребца, вместо врача на больного, вместо бесстрастного на человека, обладаемого страстями, вместо пристани в пучину, и таким образом не найти готовой погибели».

Итак, святые едины во мнении, что послушание должно быть не безрассудным, но рассудительным; его, без сомнения, следует оказывать не всем духовным наставникам, но только святым и бесстрастным, да и то, после внимательного, основанного на святоотеческом учении, должного испытания слов и дел духовника...

В одном из своих посланий святой апостол Павел поучает нас: «Завещеваем же вам, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, удаляться от всякого брата, поступающего бесчинно, а не по преданию, которое приняли от нас» (2 Фес. 3, 6). Поэтому, например, и авва Пимен велел одному подвижнику немедленно прекратить всякое обучение со своим старцем, поскольку продолжение их совместного жительства было бы для того монаха душевредным – по причине нарушения его духовником нравственного Предания Церкви.

Составитель жития преподобного Симеона и его ближайший ученик, святой Никита Стифат[87], сообщает одну интересную для нас подробность. Дабы всецело предаться божественной исихии – молчанию и созерцанию, преподобный Симеон передает духовное руководство киновией[88] своему сподвижнику Арсению и побуждает иноков пребывать в послушании новому игумену, памятуя наказ святого апостола Павла: «Повинуйтесь наставникам вашим и будьте покорны» (Евр. 13, 17). Но при этом преподобный уточняет, что такое послушание должно быть с рассуждением, а вовсе не беспрекословным или абсолютным: «А во всём том, что не противоречит заповеди Божией, апостольским установлениям и правилам, надлежит вам всячески повиноваться ему и слушаться его как Господа. Но во всем, что грозит опасностью Евангелию и законам Церкви, не следует слушаться ни его наставлений и повелений, ни даже и ангела, если бы внезапнo сошел он c неба, благовествуя вам не то, что благовествовали самовидцы Слова (см.: Гал. 1, 8)».

Необходимым условием покорности и послушания старцу является его духоносность. Только в том случае, если мы убеждены, что наш наставник имеет причастие Святого Духа, следует находиться у него в беспрекословном послушании. В противном случае мы слушаемся не Бога, а человека, и делаемся не рабами Божиими, но невольниками людей.

Те духовники, которые, не будучи сосудами Духа Святого, изображают из себя святых, многих ведут к погибели. Напрасно здесь некоторые вспомнят о преподобных Захарии или Акакии, о том, что они были в послушании у неискусных старцев. Ведь они достигли спасения только благодаря тому, что подвизались, руководствуясь советами других духоносных отцов, поэтому и могли оставаться во внешнем послушании у тех, «недостаточных», старцев. Впрочем, это случай из ряда вон выходящий...

Святитель Марк Ефесский вошёл в историю как бесстрашный исповедник, борец за чистоту православного учения и яростный противник католичества, как антипапа (так его именует в своей одноимённой книге преподобный Афанасий Парийский[89]). И вряд ли кто-то посмеет упрекнуть его в непослушании и непокорности за то, что он, единственный из всего константинопольского епископата, не послушался решений Ферраро-Флорентийского униатского coбopa[90] и сохранил истину Православия, несмотря на все унижения и оскорбления со стороны католиков и латинствующих православных (которые суть не что иное, как подобия нынешних экуменистов).

Тем не менее «грамотные» экуменисты пытаются исказить облик святого Марка и извратить саму историческую действительность, ибо для оправдания своих тесных и постоянных контактов с католиками и лояльного отношения к папе они дерзко и неправомерно апеллируют к святителю, ссылаясь на то, что сказал святой Марк, обращаясь с приветственной речью к римскому понтифику в самом начале деятельности собора.

Действительно, тогда Ефесский митрополит, как, впрочем, и вся православная делегация, ещё питал благую надежду на то, что они всё-таки сумеют убедить католиков публично отречься от своих заблуждений и принять истину православной веры. Поэтому с великим рассуждением и, несомненно, икономии ради, на открытии собора он действительно говорил весьма учтиво и кротко, дабы оказать честь и уважение папе и, по возможности, привлечь заблудших.

Но во время долгих заседаний собора святитель Марк убедился в том, что католики, несмотря на множество приведённых им богословских аргументов, совершенно закоснели в ереси и упорствуют в своих заблуждениях; увидел, что всюду безраздельно царят эгоизм, самодовольство и надменность; удостоверился в светском образе мыслей латинян, их мирском умонастроении и властолюбии. И после этого святой, невзирая на то, что работа собора ещё продолжалась, решительно заявил православной делегации, «что латиняне не только раскольники, но и еретики. И об этом Церковь наша умолчала, вследствие того, что их племя велико и сильнее нашего».

В ответ на это некоторые сказали: «Невелико различие между нами и латинянами, и, если наши захотят, оно легко будет исправлено».

Когда же святитель заметил, что отличие на самом деле большое, то они ответили ему: «Это не ересь, и ты не можешь назвать это ересью, ибо и никто из бывших прежде тебя образованных и святых мужей не называл это ересью».

И тогда святой Марк категорически изрёк: «Это ересь, и так смотрели на неё и наши предшественники, но не хотели обличать латинян как еретиков, ожидая их обращения и заботясь о сохранении любви; и, если хотите, я покажу вам, что они считали их еретиками».

То же утверждал исповедник и в одном из своих послании: «Мы отвратились от них, как от еретиков, и поэтому отмежевались от них... Ясно – что они еретики, и мы отсекаем их как еретиков».

Итак, католицизм есть ересь – вот единодушная оценка святых отцов и учителей Церкви со времён святителя Фотия[91]. Посему продолжению и неизменности сей единогласной святоотеческой позиции – так называемому согласию отцов (consensus Patrum)[92] – наносят большой урон и приносят немалый вред те нынешние иерархи (причём даже и самые высокопоставленные), которые утверждают, что католичество вовсе не ересь, а сама католическая церковь не просто церковь, но ещё и «сестра». (Происходит это либо по неведению, которое, впрочем, врачуется знанием, либо по убеждению и вследствие латиномудрия – и тогда это состояние совершенно безнадёжное и ничем непоправимое.)

Этим они уничижают Единую Святую Кафолическую и Апостольскую Церковь, ибо ставится под сомнение тот неоспоримый факт, что только она одна является Церковью Христовой, в которой возможно спасение верующих, а также упраздняются пределы вечные, которые положили отцы наши.

По возвращении делегации из Флоренции и восторженной встречи святителя Марка верующими Константинополя, латинствующие православные (прообразы нынешних экуменистов) отправили его в ссылку на остров Лемнос[93] (1440–1441), чтобы не иметь в лице святого преграду для проведения в жизнь решений униатского разбойничьего собора и чтобы слово его не звучало открыто.

Что же сделал в этой ситуации святой Марк? Может, он подчинился латиномудрствующему патриарху Митрофану[94] и его преемнику Григорию[95] и продолжил поминать их за богослужением с тем, чтобы его не посчитали непослушливым или же устроителем схизмы[96]? (Те, кто пренебрегают евангельской и святоотеческой истиной и акривией и предпочитают быть угодными не Богу, а людям, посоветовали бы ему поступить именно так.)

Напротив, премудрый в божественном и непоколебимый в убеждениях архипастырь не только прервал церковное общение с латинствующими, но и незадолго до своей блаженной кончины, уже на смертном одре, завещал, чтобы никого из еретичествующих епископов или клириков и находящихся с ними в общении не было на его погребении, панихидах и заупокойных литиях. Тем самым он желал избавить верующий народ от всякого смущения или же обольщения, поскольку, в противном случае, со стороны могло показаться, что негласно, быть может, украдкой, святитель Марк всё же признавал общение с патриархом и иже с ним.

Святой решительно заявил, что не желает иметь ничего общего с латиномудрствующими ни в сей жизни, ни после своей кончины, поскольку убедился, что чем больше он отдаляется от патриарха и ему подобных, тем больше приближается к Богу и Его святым. В своём предсмертном слове святитель Марк говорит, что следует прервать всякую связь с латинствующими (читай, экуменистами) до тех пор, пока Господь Сам не управит и не умиротворит Свою Церковь:

«Скажу же о патриархе[97], чтобы не подумалось ему, быть может, оказать мне некую честь в погребении смиренного этого моего тела или в панихидах по мне послать кого-нибудь из своих архиереев, или своего клира, или вообще кого-нибудь из находящихся в общении с ним для того, чтобы принять участие в молении или присоединении к священнослужителям из нашего удела, приглашённым на сие, подумав, что когда-то или же тайно я допускал общение с ним. И чтобы моя безгласность не дала не знающим хорошо и полностью моих взглядов повода заподозрить некое соглашательство, я говорю и свидетельствую пред многими находящимися здесь и достойными мужами, что я совершенно и никоим образом не хочу и не принимаю общения с ним или находящимися с ним ни в этой моей жизни, ни после смерти, как не принимаю ни бывшей унии, ни латинских догматов, которые он принял сам и его единомышленники, и ради провождения которых занял это председательское место, с целью низвержения правых догматов Церкви. Я совершенно уверен, что насколько дальше я стою от него и подобных, настолько бываю ближе к Богу и всем святым; и насколько отделяю себя от тех, настолько бываю в единении с истиной и со святыми отцами, богословами Церкви; а также я убеждён, что причисляющие себя с теми[98] далеко отстоят от истины и блаженных учителей Церкви. И посему говорю: как в течение всей моей жизни я был в разделении с теми, так и во время отшествия моего, да и после моей смерти, я отвращаюсь от обращения и единения с ними и клятвенно заповедую, чтобы никто (из них) не приближался ни к моему погребению, ни к панихидам по мне, а также (и в отношении) кого иного из нашего удела, с целью попытки присоединиться и сослужить в наших (богослужениях), ибо это означает смешать то, что не может быть смешанным; но им подобает быть совершенно в разделении с нами до тех пор, пока Бог не дарует исправление и мир Своей Церкви».





Глава 5

ИМЕЕМ ЛИ МЫ ПРАВО ГОВОРИТЬ?

В настоящее время, к сожалению, положение дел в Церкви таково: священноначалие заставляет молчать тех, кто твёрдо придерживается церковного Предания и православных традиций – для того чтобы полностью восторжествовали доводы экуменистов и обновленцев; чтобы народ оставался непросвещенным, без какого бы то ни было руководства; чтобы не существовало подлинного диалога, обмена мнениями и аргументами, благодаря которым сразу бы открылась истина.

Церковные власти не приемлют даже конференций, организуемых нами в университетской среде; они полагают, что и их нельзя проводить без благословения, поскольку втайне желают, чтобы мы, проявив послушание, перестали проповедовать и свидетельствовать слово истины, которое во все времена раздражало и до сих пор продолжает раздражать тех, кто не хочет ему следовать.

Но если руководствоваться подобной логикой, то, наверное, и Христу, чтобы говорить с народом, надлежало иметь дозволение Анны и Каиафы, книжников и фарисеев? Быть может, Ему и ученикам Его следовало пребывать в послушании первосвященникам? Ведь архиереи запрещали апостолам проповедовать Христа, как и сегодня многим возбраняют говорить о святом Православии: «Приказали им отнюдь не говорить и не учить о имени Иисуса» (Деян. 4, 18).

В истории Церкви еретичествующие патриархи и иерархи не раз отправляли в темницы и ссылки исповедников веры, дабы господствовало только их «богословское» мнение.

Так, святитель Григорий Богослов вынужден был служить в небольшой домовой церкви святой Анастасии, в то время как остальные храмы Константинополя были в руках ариан – епископов и духовенства, которые проповедовали в них нечестие. Что же, и святому Григорию следовало брать разрешение на произнесение своих замечательных богословских слов и на то, чтобы вернуть православное учение в захваченный арианами Царьград?

Не кажется ли вам, что и в наши дни Церковь заполонили лжеучители и во всю здесь хозяйничают? Что и сегодня в храмах редко услышишь православное слово – подлинное, без каких-либо примесей и привношений извне? Что в Церкви ныне орудуют еретики-экуменисты, и получается, что у них мы должны брать разрешение или благословение на то, чтобы освободить Церковь от экуменического пленения?

Православие – единая истинная вера, которая проповедует и возвещает подлинное имя Христово. Все иные вероисповедания, как говорил священномученик Косма Этолийский[99], суть ложные учения, заблуждения и ереси. Но именно им сегодня позволено всё, созданы все условия для того, чтобы посредством всевозможных средств массовой информации, печатных изданий и телевидения делать своё грязное дело – вести борьбу против Евангельской истины и святого Православия.

Тем, кто пытается уничтожить, предать забвению, запретить православное учение, мы хотим адресовать слова, с которыми в своё время святые апостолы обратились к иудейским архиереям, как видно, продолжающим существовать и в наши дни, однако в несколько ином обличии: «Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5, 27–29)!